Февраль: Роман-хроника в документах и монологах - Страница 24

Момент жуткий... Сзади напирают, там еще не видят преграды и радостно поют революционные песни, а впереди смятение, в грудь каждого упирается зловещее жало солдатского штыка. Женщины, шедшие со мной, со слезами на глазах кричат солдатам: «Товарищи, мы ваши братья и сестры!», «Не убивайте нас!», «Поднимите штыки!», «Присоединяйтесь к нам!» Лица солдат — и молодых и пожилых — совершенно растерянны, они бросают друг на друга вопрошающие, быстрые взгляды, и — о, радость! — штыки один за другим ползут вверх, скользя по плечам наступающих рядов... Тысячеустое «ура!» сотрясает воздух. Минута — и серые солдатские шинели растворяются в массе ликующих демонстрантов.

Все устремляются вперед, но около Городской думы — опять цепь солдат... Глаза сразу же отмечают новенькое обмундирование, винтовки и какую-то серую безликость этой шеренги... Каюров, Александров, еще кто-то бегут к ней, пытаются говорить, но их тут же с нецензурной бранью отбрасывают на тротуар...

Толпа продолжает двигаться. Впереди Иван Чугурин в длинном пальто с распахнутой грудью и каким-то отрешенным взглядом, рядом сын Каюрова, я, другие товарищи — выборжцы... Все еще не хочется верить, будто что-то может произойти... Но вот защелкали затворы, заиграл рожок и... залп, другой, третий...

При первом залпе демонстранты бросаются на снег, но, увидев, что все целы, поднимаются, и радостное «ура!» несется из тысяч грудей... Но второй залп... и отовсюду крики и стоны. На снегу, расплываясь алыми пятнами, корчатся раненые, неподвижными кулями застыли убитые.

...

Маруся Михайлова, 20 лет, работница, других сведений нет.

МИХАЙЛОВА. На Екатерининском канале мы присоединились к студентам и курсисткам, которые шли по левой стороне с красным флагом и пели «Марсельезу». Было очень весело, все смеялись, как будто давным-давно знакомые. Один рыженький студент все время шутил со мной... Вдруг видим — впереди солдаты. Офицер кричит: «Кто хочет жить — ложись!» И сразу пулемет та-та-та... Мы кинулись кто куда — в подъезды, ворота, сугробы. А на мостовой страшно кричат раненые и лежат убитые... И мой рыженький — мертвый... Палачи проклятые, кровопийцы!

...

Пажетных К. И. — солдат запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка, других сведений нет.

ПАЖЕТНЫХ. Рабочие заняли всю площадь Николаевского вокзала. Мы все еще надеемся, что вызваны только для видимости, навести страх. Но когда часовая стрелка на вокзальных часах придвинулась к двенадцати, сомнения рассеялись — приказано стрелять.

Раздался залп. Рабочие метнулись во все стороны. Первые залпы были почти без поражений: солдаты, как по уговору, стреляли вверх. Но вот затрещал пулемет, наведенный на толпу офицерами, и рабочая кровь обагрила покрытую снегом площадь. Толпа бросилась в беспорядке во дворы, давя друг друга. Конная жандармерия начала преследовать сбитого с позиции «врага»... Только тогда воинские части были разведены по казармам. Наша команда под руководством штабс-капитана Лашкевича возвратилась в казарму ровно в час ночи.

...

Александра Федоровна Романова, урожденная принцесса Алиса Гессенская, 45 лет, супруга Николая II, через 17 месяцев по постановлению Уральского Совдепа будет расстреляна вместе с мужем в Екатеринбурге.

АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. Чтобы найти успокоение от волнений последних дней, днем 26 февраля я посетила могилу незабвенного Григория Ефимовича. Солнце светило ярко, и в царскосельском парке над могильным холмом стояло высокое голубое небо. Над дорогой нам всем могилой я ощутила абсолютное спокойствие. Меня сопровождали дочь Мария и Нарышкина, так как Аня Вырубова была больна. Возвращаясь, я сказала им:

— Мне кажется, все будет хорошо. Григорий умер, чтобы спасти нас...

Накануне я дала указание Протопопову, чтобы он действовал энергичнее. Это было самое настоящее хулиганское движение. Мальчишки и девчонки бегали по улицам и кричали, что у них нет хлеба, просто для того, чтобы создать возбуждение... Властная рука — вот что надо русским... Но, видно, господь за грехи наши отвернулся от нас. Если бы тогда была холодная погода, они все сидели бы дома.

...

Осип Аркадьевич Ерманский, 51 год, в революционном движении с конца 80-х годов, с 1903 года — видный меньшевик, публицист, работал в Петербурге, Одессе, с 1918 года — член ЦК меньшевиков, но в 1921 году вышел из меньшевистской партии, вел научную работу.

ЕРМАНСКИЙ. Больше всего в эти дни сверлила голову мысль о собственной пассивности в момент самых острых, критических событий, а услужливая память вытаскивала из арсенала прошлых дискуссий старую формулу: «пасование сознательности перед стихийностью». Руководства движением и выступлением масс было не видно. Что делали в это время другие партийные организации, я не знаю. Что касается нашей, правда слабой, меньшевистской группы, то она за эти дни не собиралась: она существовала как сумма единиц, но не как целое. Впрочем, если бы меня в то время спросили — что делать, что из этого движения получится? — я бы ничего определенного ответить не мог...

Днем 26-го, выйдя на Невский, примерно в районе Мойки, я натолкнулся на отряд пехоты с винтовками в руках, преградивший движение по этой главной артерии демонстрантов. Солдаты стояли в два ряда лицом в сторону Литейного и Знаменской площади и глядели весьма сурово: мне вспомнились лица семеновцев в декабрьские дни 1905 года в Москве. Эти 3—4 десятка солдат были из учебной команды Павловского полка.